55. Оксман Азадовскому

<Саратов> 12 июня <19>51

Дорогой Марк Константинович,

не ответил вам сразу на ваши письма, так как телеграмма о смерти Н. Л. Бродского меня выбила на несколько дней из колеи. Я с ним в теч<ение> всех этих лет был в деятельной переписке, с большим удовольствием встре­чался с ним в Москве, а самое знакомство мое с ним относится к 1916 г. И за все эти 35 лет оно омрачено ничем не было. Это был исключительно благоже­лательный человек, кипучих и многообразных интересов, «вечно живой», умев­ший не только великолепно говорить, но и слушать (качество весьма дефи­цитное у литературоведов). Его не задавила и травля, которой он в теч<ение> ряда лет подвергался — то при переверзевских аракчеевцах, то при лебедево-полянских. Он на целые годы уходил с авансцены, но духом не мельчал и не очень приспособлялся — точнее, его процессы приспособления не носили характера «приспособленчества», а он как-то органически вырабатывал в себе новые «качества», не теряя своего существа. А если и ему приходилось иногда

191


кривить душою, то он очень из-за этого страдал — об этом свидетельствуют его многочисленные письма ко мне, в которых он отвечал на мои упреки, иногда очень резкие. С трогательным простодушием он признавал и свои ошибки, когда брался не за свое дело, — имею в виду его безоговорочную капитуляцию после прочтения моего обзора переписки Белинского... В уче­ной и литературной жизни Москвы с его уходом образовалась большая брешь, которую, конечно, никак не заполнить большим и маленьким благим! И как отвратительно, что Акад<емия> Наук не сделала его даже членом-корреспон­дентом, — ученого, давшего десятки работ, десятки учеников, сотни педаго­гов, литераторов, крупных общест<венных> деятелей. Ну, да все это вы по­нимаете и ощущаете лучше меня!

Последнее письмо Ник<олая> Леонтьевича посвящено было открытию «Тоски». Он отнесся к этой находке очень скептически. Я же считаю доказа­тельства В. С. Нечаевой весьма основательными1. Не могу выразиться более решительно только потому, что сам я этой повести не читал, — в Саратове нет полного комплекта «Телескопа», а в Москве я не мог его перечитать по-насто­ящему — спешка и сотня мелких фактов отвлекли от главного. Конечно, это не оправдание, но объяснение!.. Моя заметка о «мнимых статьях молодого Белинского»2 построена не на «Телескопе», а на литературе о нем, включая в последнюю и даты выхода №№ в свет!

Бесконечно благодарен вам за справку о тексте «К молодому поколению». В «Лит<ературное> Нас<ледство>» я давно уже сдал статейку о стихах «Ах, тошно мне...», центром кот<оро>й является список М. А. Бестужева, подтверждаемый в основных вариантах копией Вяземского. Так как моя копия этого документа сделана была давно и при том без «Граждан<ина>» (не понимаю, почему пос­ледний выпал!), то мне очень важно было проверить себя вашими глазами. (В тайниках души я опасался, что автограф вдруг окажется не Бестужевским!)3

Что вам сказать о Пущине? Это был преподаватель рус<ской> литер<ату-ры> в Пажеском корпусе, а после революц<ии> — деятель рабфаков. К Панте­лееву он, конечно, никакого отношения не имел, бумаги Раевского, оказавшие­ся у него, ему не принадлежали. Поэтому он их и не печатал, поэтому не рискнул и продать, когда я его об этом просил. Водил он меня за нос года два, но так и не показал ничего, ссылаясь (сколько помню) на то, что владелец их не согласен ни на публикацию, ни на продажу. Кто такой «Е. И.» — сказать не могу — я подо­зревал в свое время, что это опечатка «Е. И.» вм<есто> «Е. Я.», т. е. Якушкина.

Об участии А. С. Норова в Союзе Бл<агоденствия> где-то что-то глухо упоминалось, но именно «глухо» и не убедительно, сколько помню. О членст­ве А. Л. Давыдова не может быть и речи4.

Но дата вступления в Союз Благ<оденствия> В. Ф. Раевского — вопрос серьезный. Я посвятил этому вопросу несколько спец<иальных> страниц в своей работе о «Воззвании к сынам Севера» (лежит в Инст<итуте> Истории) — я категорически настаиваю на лете 1820 г. Но то, что пишете вы мне сейчас, представляется мне совершенно непонятным. Единств<енное> объяснение — признать «1818 г.» опиской, провалом памяти. Вообще производит странное впечатление весь ваш раздел о « 1818 г.» Ведь 32-й егерский полк стоял в 1818 г. в Киевской губернии, а не в Аккермане! Непенин, принятый в Союз Бл<аго-денствия> в 1819г., только в этом же 1819 г. выступил с полком в Бессарабию. Письма Раевского к Приклонскому, варварски опубликованные Бейсовым в

192


Ульяновском «Пушк<инском> Сборнике» в 1949 г.5, подтверждают, что летом и осенью 1818 г. (письмо от «25 октября», тесно связанное с последующим письмом, без даты) Раевский вместе с 32 егер<ским> полк<ом> стоял в Ли­повце, Киев<ской> губер<нии>6. В Бессарабию Раевский поехал только летом 1820 г., когда вновь поступил в этот полк, уйдя из кавалерии. Итак, «1818г.» отведите как явную несуразицу7. Кстати о несуразицах. Вы упоминаете опять Базанова, хотя никто больше его не содействовал затемнению всех фактов политической и литерат<урной> биографии Раевского. Вот уж путан ник и невежда! П. С. Бейсов много скромнее. В только что присланном им мне томе «Учен<ых> Зап<исок>» Ульяновского Педаг<огического> института за 1950 г. (вып<уск> IV) есть две статьи о В. Ф. Раевском8. Больше «вещает», чем исследует, все трудные места обходятся, чужие мысли опошляются и приобре­тают тем самым характер «своих». Но бездна претензий, при полном отсутст­вии знаний и школы9.

Спасибо за некоторые ленинградские новости. Мои «корреспонденты» меня в этом году не балуют письмами, а потому с ленинградским литер<атур-ным> миром у меня контакт утерян. Москвичи пишут часто, но они в ленин-гр<адских> отношениях почти не разбираются. Был бы очень вам благодарен за самую хотя бы краткую информацию о том, что произошло в П<ушкинс-ком> Доме и как это Ник<олай> Фед<орович> опять оказался на коне. Я его в феврале видел в полной прострации — он сдавался на любых условиях, но его никто не хотел «брать»10.

До первых чисел июля никуда не уеду, хотя голова уже не работает, а в Саратове душно, как в Сахаре. Рассчитываю летом жить где-ниб<удь> под Москвою.

Сердечный привет Лидии Владимировне и вам от нас обоих.

Ваш Ю. Оксман

Привет Тронским11 и Виктору Макс<имовичу> с семейством.

1 30 апреля 1951 г. Н. Л. Бродский писал Оксману. «В. С. Нечаева в 1 томе «Ученых Записок» нашего института печатает повесть Белинского, к<отора>я под названием «Тоска» разыскивалась безуспешно многими литературо­ведами. Она приписывает Белинскому повесть под др<угим> названием (в «Телескопе»), но с тематикой «тоска»... Вот Вам предстоит работа по реше­нию вопроса: то, что Нечаева считает как opus Белинского, верно или миф?.. Сотрудники Института не все разделяют ее «радость находки»... Я принадле­жу к скептикам, но... будущее принесет точную разгадку...» (РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 1. Ед. хр. 353. Л. 20 об.—21). См. примеч. 4 к предыдущему письму.

2 Заметка Оксмана «Мнимые статьи молодого Белинского» была опубл. в «Уч. зап. СГУ» (1948. Т. XX). Касаясь «Тоски», Оксман рассматривает ее как на­чальный вариант «Лит. мечтаний» (С. 567). О том же более подробно Оксман пишет в статье «К истории работы Белинского в "Телескопе"» (Уч. зап. СГУ. Т. XXXI. С. 235—236; раздел «Белинский накануне "Лит. мечтаний"»).

3 См. примеч. 1 и 2 к предыдущему письму.

4 Ни генерал Александр Львович Давыдов (1773—1833), брат декабриста В. Л. Да­выдова, ни Авраам Сергеевич Норов (1795—1869), писатель и переводчик,

193


впоследствии министр народного просвещения и сенатор, брат декабриста В. С. Норова, членами Тайного общества не состояли.

О предполагаемом членстве А. С. Норова в Союзе благоденствия см.: Декабристы Дмитровского уезда. Дмитров, 1925. С. 26—49.

5 Ошибки, допущенные П. С. Бейсовым в этой публикации (Пушкинский юби­лейный сб. С. 298—314), выправлены Оксманом в его предисл. и примеч. к письмам В. Ф. Раевского (ЛН. Т. 60. Кн. 1. С. 129—144).

6 Четыре письма Раевского к его другу, поручику Петру Григорьевичу При­клонскому, перепечатаны в кн.: Раевский В. Ф. Материалы о жизни и рев. деятельности. Т. 1. С. 111 — 119; дата «последующего письма» уточнена: 11 августа 1818 г.

7 В коммент. к «Воспоминаниям В. Ф. Раевского» Азадовский ссылается на работу Оксмана «Воззвание к сынам Севера» (см. примеч. 9 к письму 37), где датой вступления Раевского в Тайное общество указан июль 1820 г.

8 В 4-м вып. Уч. зап. Ульяновского гос. пед. ин-та за 1950 г. помещены две статьи П. Бейсова: «Творческий путь Владимира Раевского» (С. 177—233) и «Курс поэзии Владимира Раевского» (С. 224—236).

9 Работы Бейсова о Раевском неизменно вызывали у Оксмана сильное раздра­жение, причины коего разъясняются в его письме к В. Г. Базанову от 25 декабря 1962 г.

«Вы упрекаете меня, — пишет Оксман, — за недооценку Бейсова. Да, я его только критикую — критикую за неумение читать черновой текст, за от­сутствие филологической выучки, за скудный источниковедческий багаж, за провинциализм мышления, за смешную претенциозность. В ваших глазах он имеет какие-то заслуги первооткрывателя. Но я-то все дела о Раевском изу­чил за 12 лет до Бейсова, я приготовил к печати документы о нем и его произведения еще в 1926 г. И работал над этим три—четыре года, денно и нощно, транскрибируя лист за листом, усадив за эту же работу жену, с кото­рой проверял по десять раз каждую страничку рукописи. Два тома материалов о Раевском я сдал в 1933 году в издат<ельство> Политкаторжан, которое было затем ликвидировано. Моя работа перешла в Гос<ударственное> Изд<атель-ство> Соц<иально>-Экон<омической> литературы, где после моего ареста была, видимо, уничтожена. Остались у меня только мои черновые транскрип­ции стихотворений, полит<ических> трактатов, прозаич<еских> набросков и т. п. Самым интересным, что я сделал после возвращения с каторги (ведь вот вы все забываете, что я 10 лет пробыл на самой настоящей каторге, да потом еще столько же лет «свободным поднадзорным» в Саратове, где прошла моя вторая молодость) — это работа о «Воззвании к сынам севера» (Раевский в 1820—1821 годах) в «Очерках из истории движения декабристов» 1954 г. (на­писано в 1950 г.). Так вот для меня Бейсовские побасенки и публикации — совсем не то, что для вас, человека другой формации, выросшего в те годы, когда я вместо Пушкина и декабристов изучал звериный быт Колымы и Чу­котки, добывал не науч<ную> истину, а уголь, золото, олово. А тов. Бейсов, узнав о самом существовании Раевского из моих работ, ни разу не удосужился ни в одной из своих публикаций упомянуть мое имя не только в 1938—1948 г., но и в 1952—1954 г. Все, что было сделано мною, шло в его статьях как работы «некоторых совет<ских> историков». А я ведь был еще жив, не очень стар, травили меня с полной безнаказанностью все, кому не лень, — от Ермилова до Томашевского, в столичные издания не пускали. Так вот, вы хотите, чтобы я всяким бейсовым еще комплименты печатал — только за то, что они коре­жили вкривь и вкось лит<ературное> наследие «первого декабриста» в те годы, которые я по милости других бейсовых обливался кровавым потом в

194


рудниках, голодал и замерзал не год и не два, а две пятилетки» (ИРЛИ. Ф. 825. Ед. хр. 316. Л. 12 об.).

10 Комментируя события, разыгравшиеся весной 1951 г. в ПД (см. примеч. 17 к письму 53), Оксман писал С. А. Рейсеру 27 сентября 1951 г.: «Еще раз убедил­ся в том, что только такая шляпа, как Мих<аил> Пав<лович>, могла проиг­рать в начале года кампанию, приведшую Н<иколая> Ф<едоровича> к капи­туляции. Мне кажется, что он согласился бы тогда на любые условия для того, чтобы его только не беспокоили и дали уйти без шума. Он бы даже Марка Конст<антиновича> вернул, если бы этого от него потребовали. Ну а теперь, конечно, дела приняли другой оборот...» (РГАЛИ. Ф. 2835. Оп. 1. Ед. хр. 411. Л. 16 об.).

11 Имеются в виду М. Л. Тронская и ее муж, Иосиф Моисеевич Тронский (Троцкий; 1897—1970) — филолог-античник, языковед, профессор кафедры классической филологии ЛГУ, научный сотрудник Ин-та языкознания; брат Ис. М. Троцкого.