37. Оксман Азадовскому

<Саратов> 3 июля<1950>

Дорогой Марк Константинович,

второй раз мы с вами чуть-чуть не встретились в Москве. Я отложил свою поездку, рассчитанную на середину июня, только в связи с некоторыми пер­турбациями в Саратовском университете, которые рикошетом могли задеть и меня (перемена декораций в руководстве). Я вам, кажется, писал по случаю трехлетия своей работы в Саратове, что с каждым годом я, как сие ни стран­но, чувствовал себя не прочнее, а все менее и менее устойчивым на своем посту. Скажу больше, — чем шире развертывалась моя работа и чем большее признание она получала в широких студенческих кругах, тем я чувствовал себя хуже в других отношениях и разрезах. Со второго полугодия этого года я почти отстранился от всяких дел, связанных с представительством, ни во что не вмешиваюсь, ничего не затеваю, от всех прежних начинаний отказался.

Может быть, станет легче, но скорее всего ничто не изменит этого ощущения эфемерности всякой стройки на песке-плавуне. Стараюсь ни о чем не заду­мываться, получше делать свое дело, по возможности писать, но — «без обод­рения таланты вянут»1, а для будущих поколений можно писать только мему­ары — жанр, органически мне чуждый. Недавно, впрочем, хотел записать кое-что из высказываний Горького о некоторых из наших писателей и уче­ных (в том числе о Н. Я. Марре2, Деборине3, Волгине, Горбунове4), но потом прошла охота. Я очень спорил с ним о В. П. Волгине, которого он ни за что не хотел принять у себя (так и не принял!), настаивал на выводе его из редактор­ского комитета по Пушкину и очень удивлялся, что у меня может быть обще­го с этим «скопцом, у которого, как у киевских ведьм, вместо души — пар» (собственные слова А<лексея> М<аксимовича>!). Очень осторожно, но я предупредил все же В<ячеслава> П<етровича> об этом предубеждении, бо­роться с которым было бесполезно. В 1947 г. я подивился прозорливости А<лексея> М<аксимовича>5, который, вообще говоря, не так уж хорошо раз­бирался в людях, с которыми встречался только официально. А ведь людей «с паром вместо души» ужасно много вылезло сейчас на поверхность. Велико­лепно расправляется с этими людишками И. В. Сталин. Как клопов из сгнив­шего дивана, вытравливают сейчас аракчеевцев-марристов из всех академи-

142


ческих нор6. Может быть, дойдет когда-нибудь очередь и до более нам близ­ких участков гуманитарных наук, где вредительства (и объективного, и субъ­ективного) не меньше! Думали ли вы, что «переживете» И. И. Мещанинова (субъективно честного человека, но объективно вредного, именно вредного, а не небрежного, ибо «кому много дано», — с того «много и спросится» — ведь Мещанинов это не Сердюченко7, а ведь именно он выпестовал и ваших гонителей).

На днях взялся за декабристскую литературу, которой не касался лет 20. Пересматриваю и свои, и ваши работы (недавно штудировал Бестужевские издания8). Вчитываюсь и в работы последних лет (М. В. Нечкиной — очень не плохо, Базанова — ниже всякой критики). Не знаю еще, на чем сосредо­точусь. Столько у меня долгов перед исторической наукой, столько не пога­шенных обязательств с 1925 г., что страшно становится. А одолевают новые мысли в этих же областях (Пушкин и Чаадаев, Белинский и декабристы

и т. д.). Я получил офиц<иальное> предложение участвовать в юбил<ейном> сборн<ике> Института Истории9. Это приглашение и явилось поводом для возвращения к декабристам. Вероятно все лето буду заниматься декаб­ристами.

В Москве рассчитываю быть в серед<ине> июля. Мне очень хочется по­видаться с тремя-четырьмя ленинградцами, но не знаю, удастся ли проехать этим летом к вам. К прежним осложнениям присоединились и материаль­ные, о которых никогда до сих пор не думал, даже в Магадане или у Северно­го Ледовитого Океана.

Если вы видали Ксению Петровну, то знаете о моих делах достаточно. Не сердитесь, что редко пишу. Поводом для моих писем являются обычно отве­ты на книги, за которые нельзя не благодарить. Но без повода писать стало мне как-то трудновато. Сам понимаю, что это не хорошо, но инерции побе­дить не в силах. Не думайте, что мои благодарности похожи на комплименты. Нет, я больше отругиваюсь (с Н. Л. Бродским мы чуть не поссорились, так как на все его подарки я откликался критикой, «не взирая на лица». Очень кисло написал недавно В. Н. Орлову10, еще кислее — о ленингр<адском> сб<орнике> «Белинский»11). Ник<олай> Ив<анович> Морд<овченко> не­давно писал мне, что чувствует себя очень виноватым перед вами, но наде­ется, что вы не сомневаетесь в его дружески-почтительных чувствах12. Над чем работаете, дорогой Марк Константинович? Как здоровье? Что у Жир­мунских?

Антонина Петровна шлет самый серд<ечный> привет Лидии Владими­ровне и вам.

Ваш Ю. Оксман

1 Вопрос об «ободрении талантов» со стороны правительства и т. д. был предме­том дискуссии между Пушкиным и А. А. Бестужевым-Марлинским после появления статьи последнего «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов». Бестужев утверждал, что «ободрения у нас нет — и слава богу!»; Пушкин возражал ему (см. письмо Пушкина к Бестужеву из Михайловского, написанное в конце мая — начале июня 1825 г.). К. Ф. Рылеев, со своей стороны, также полагал, что «ободрение необходимо не только для таланта, но даже для гения» (см. письмо Рылеева Пушкину от июня 1825 г. // Переписка Пушкина: В 2 т. Т. 1. С. 471—474, 452—453).

2 Николай Яковлевич Марр (1864—1934) — лингвист, археолог. Возглавлял Ин-т языка и мышления, Академию истории материальной культуры. Гос. Пуб­личную библиотеку. Член ВКП(б), кандидат в плены ЦИК и пр. Академик (1912). В 1930-1934 гг. - вице-президент АН СССР.

3 Абрам Моисеевич Деборин (Иоффе) (1881 — 1963) — философ, историк. Ди­ректор Ин-та философии АН СССР (1924—1931). Академик (1929). Член пре­зидиума АН СССР с 1935 по 1945 гг.

4 Видимо, Николай Петрович Горбунов (1892—1938) — химик-технолог, гео­граф. Академик (1935). В 1935—1937 гг. — непременный секретарь АН СССР. В 1938 г. арестован и расстрелян.

5 Смысл этого пассажа, скорее всего, следующий: вернувшись с Колымы, Окс­ман в начале 1947 г. (до отъезда в Саратов) обращался, видимо, к В. П. Волги­ну с просьбой о содействии (трудоустройстве) и — безрезультатно. Следует помнить, что в 1946—1947 гг. В. П. Волгин был также председателем Библио­течной комиссии и зам. председателя Ред.-издательского совета Академии наук; в то же время избирается депутатом Верховного Совета РСФСР, воз­главляет (в 1947 г.) делегацию советских ученых, командированных в Дели на XXXIV Всеиндийский научный конгресс, и регулярно выступает в печати с такими, например, публикациями: Вячеслав Михайлович Молотов. <По по­воду избрания в почетные члены Академии наук СССР> // Вестник Акаде­мии наук СССР. 1946. № 11—12. С. 11—23; А. П. Карпинский как президент Академии наук СССР // Там же. 1947. № 4. С. 12—16, и др.

6 В мае—июне 1950 г. «Правда» развернула «свободную дискуссию» по вопро­сам языкознания, направленную прежде всего против «нового учения» Н. Я. Марра. В этой связи публиковались и статьи Сталина, в которых упоми­налось в частности про «аракчеевский режим», якобы созданный в языкознании Марром и его учениками (см,: Сталин И. Относительно марксизма в языкознании // Правда. 1950. № 171. 20 июня. С. 3—4). А в статье Сталина «К некоторым вопросам языкознания. Ответ товарищу Е. Крашенинниковой» (Правда. 1950. № 185. 4 июля. С. 3) было недвусмысленно заявлено: «Аракче­евский режим создали «ученики» Н. Я. Марра. Теоретическую неразбериху внесли в языкознание Н. Я. Марр и его ближайшие соратники. Чтобы не было застоя, надо ликвидировать и то, и другое».

7 Георгий Петрович Сердюченко (1904—1965) — лингвист, востоковед. Чл.-корр. Академии педагогических наук РСФСР.

8 Оксман имеет в виду: Воспоминания Бестужевых / Ред., вводные ст. и при­меч. М. К. Азадовского и И. М. Троцкого. М., 1931 (ср. также следующее письмо).

9 Сб., о котором упоминает Оксман, был издан лишь через несколько лет под названием: Очерки из истории движения декабристов. Сб. статей / Под ред. Н. М. Дружинина, Б. Е. Сыроечковского. М, 1954. Оксман напечатал в этой книге свое исследование «Из истории агитационно-пропагандистской лит­-ры двадцатых годов XIX века», состоящее из двух частей: 1. «Воззвание к сынам Севера» (С. 451—474); 2. «Пифагоровы законы» и «Правила соединен­ных славян» (С. 474—515).

Николай Михайлович Дружинин (1886—1986) — историк. Автор иссле­дований по истории освободительного движения в России, прежде всего — декабристоведческих. Академик (1953).


Борис Евгеньевич Сыроечковский (1881—1961) — историк, декабристо­вед, архивист. В 1926—1957 гг. преподавал в различных вузах Москвы.

10 «Кислое» письмо Оксмана было вызвано, скорее всего, неблагоприятным впечатлением от кн. Орлова «Рус. просветители 1790—1800-х годов» (1950), отмеченной в 1951 г. Сталинской премией.

11 См. примеч. 5 к письму 8.

12 20 июня 1950 г. Н. И. Мордовченко писал Оксману: «М<арк> К<онстантинович> живет на даче в Сиверской. Его недавно встретила Е<лена> Дм<итриевна>. А я М<арка> К<онстантиновича> не видал целую вечность: у него я и раньше никогда не бывал, но не был и после всех событий, что, конечно, совсем нехорошо» (РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 1. Ед. хр. 700. Л. 61 об.).

Елена Дмитриевна Мордовченко (1910—1976) — жена Н. И. Мордовчен­ко. В 1951—1965 гг. — сотрудник Рукописного отдела ПД.