ИЗ ИЗДАНИЯ: Маргарита Агашина живет и работает в Волгограде, но ее никак не назовешь «областным», «провинциальным поэтом. В Москве она издается не слишком часто, но, думаю, лишь по той причине, что предпочитает печататься в своем городе.
М. Агашина выросла в краю глухих сосновых лесов, в маленьком городке, где все друг друга знают. Именно эта естественная близость к людям и природе, эта несуетность жизни всегда благоприятствует воспитанию и развитию поэтического таланта.
И еще ей повезло. В последний военный и первый мирный год она поступила в Литературный институт имени А.М. Горького. В Литинституте царила атмосфера искусства. никого не интересовало, напечатаны твои стихи или нет, - их ценили, только если они сами того заслуживали. да и мало, редко кто печатался из тогдашних студентов - ныне писателей, известных всей стране. Но и тогда уже было ясно, что в стенах старого дома Герцена собралось сразу немало молодых людей, наделенных ярким, своеобразным дарованием. И среди их бесконечных споров и на каждом шагу шумно читаемых стихов не затерялся, а лишь окреп негромкий голос Агашиной.
Потом она уехала на Волгу, в один из самых славных наших городов, ставший ее второй родиной. И здесь, где совсем иная природа и иное прошлое, она осталась собой благодаря совершенно необходимой каждому поэту углубленности не только в жизнь, но и в собственную сущность.
В ее лучших стихах подкупает психологическая достоверность, человечность, истинность переживаний. Любопытная вещь: ее совсем не коснулись все те «технические» новшества (например, принципы рифмовки), которые приняты за последние годы нашей поэзией и которых теперь не чураются самые «традиционные» поэты. Агашина этого всего как бы и не заметила. Лучшие строки ее лирики сильны не только тем, что хорошо написаны, но еще более тем, что не придуманы, а выстраданы.
Нельзя не заметить и удач Агашиной в области песни. А песню «Что было, то было» вполне уместно назвать народной, потому что ее не только, как сказал сам поэт «на всю Россию Зыкина поет», но и в ответ уже поет вся Россия.

ИЗ ИЗДАНИЯ: Хорошее звание появилось у нас после революции - комсомольский поэт. Комсомольский - это значит боевой, напористый, принципиальный, нужный комсомолу. Это оптимист по всей своей сути, как говорится - парень с огоньком.
Эдуард Асадов прямо и уверенно говорит о себе: «Я поэт сугубо комсомольский». Главная его тема - любовь ко всему молодому, остро современному, советскому, сегодняшнему. Поэт неравнодушен к человеку нашего времени и во всем стремится помочь ему дружеским советом, добрым словом, разговором на самую острую и животрепещущую тему. Разговор этот ясный, бескомпромиссный и всегда взволнованный. В нем нуждаются многие наши сограждане. Вот почему творчество лирика Эдуарда Асадова пользуется широкой популярностью у молодых читателей и слушателей, и со всех концов земли советской к автору летят письма благодарности.
Эдуард Асадов - поэт мужественного характера. Это подлинный солдат, умеющий преодолевать любые испытания, оставаться нежным и сильным, человеком-жизнелюбом, искателем радости на земле, глашатаем большой, чистой и самоотверженной любви.
Лирика Эдуарда Асадова не чурается бытовых сторон бытия, но ей не чужда и романтика мирных дней и героика войны. Поэт чувствует пульс современности, знает свое особое место в поэзии и в жизни. Постоянное стремление помочь человеку, попавшему в беду, найти для него слова ободрения, а если надо, то и заслуженного порицания, жажда подать дружеский совет, быть всегда и во всем соучастником доброго дела - это характерная черта творчества поэта. Он живет в мире повседневных чудес и лирически повествует о них своим многочисленным читателям. Его популярности могут позавидовать многие поэты, а настоящая популярность дается не легко. Асадов самоотверженно работает за письменным столом. Его творческая активность не иссякает, чему свидетельством многие книги стихов, выходящие в свет в наших центральных издательствах. Мы и впредь вправе ждать от Эдуарда Асадова новых поэтических сборников, нужных молодости, нашему комсомолу. Утверждение, что «я поэт сугубо комсомольский», ко многому обязывает.

Об авторе: Перед студенческой аудиторией выступали поэты. Слушатели встречали их по-разному: одним - «модным» - устраивали шумную овацию, другим аплодировали вежливо-снисходительно. И вот ведущий объявил:
- Александр Безыменский!
В зале установилась тишина. На лицах некоторых молодых людей, сидящих в партере, можно было прочесть немой вопрос: «Что может сказать этот человек, проживший на свете много-много лет, нам, людям шестидесятых годов?»
А он вышел на трибуну и, озорно окинув взглядом аудиторию, начал читать удивительно молодо и звонко легендарную «Молодую гвардию». Это был революционный гимн тех, чьи сыновья, дочери и внуки собрались сейчас на поэтический вечер. И зал, повинуясь какой-то властной силе, встал.
Вступив в 1916 году в партию большевиков, Александр Ильич Безыменский красногвардейцем участвовал в Октябрьской революции, а после установления Советской власти принимал активное участие в организации союза молодежи.
Молодость Александра Безыменского неотделима от молодости страны. Он был участником многих съездов комсомола и многих его славных дел. Когда-то существовало не занесенное ни в одну табель о рангах звание - комсомольский поэт. И это почетное звание по праву принадлежит семидесятилетнему Александру Безыменскому.
Его поэзия - вечно живой, кипящий родник. Она дорога тем, что в ней совершенно органически, естественно, как и в самой жизни, сливаются гражданский пафос и лирика, лукавая ирония и гневный сарказм.
Может ли быть талант веселым и мудрым? Возможно, что кто-нибудь найдет это определение ненаучным. Но именно этими словами хочется сказать о неувядающем таланте Александра Ильича.
Вечной молодости тебе, наш друг Саша!

ИЗ ИЗДАНИЯ: Нежные и суровые, всегда искренние стихи, песни и поэмы Петруся Бровки стали спутниками жизни нескольких поколений советских людей.
Ми привыкли встречать его произведения в дни наших праздников, вспоминать его лучшие строчки в часы раздумья, вглядываясь в будущее или воскрешая в душе минувшее.
Народный поэт Белоруссии Петрусь Бровка родился 25 июня 1905 года в крестьянской семье. Хорошо помнит он убогую, безрадостную жизнь старой дореволюционной белорусской деревни, кабалу помещиков и кулаков, произвол и насилие царских чиновников.
Осенью 1924 года Петрусь Бровка - председатель сельсовета. Вскоре комсомольская организация посылает его на газетную работу в Полоцк. Здесь на страницах окружной газеты в 1926 году появляются первые стихотворения Бровки. С горячей песней в сердце прошел поэт-коммунист вместе со своей страной большой путь напряженного творческого труда, борьбы, роста. Десятки книг стихов и поэм Петруся Бровки, в том числе книга «А дни идут...», удостоенная Ленинской премии, получили признание миллионов читателей. Мне вспоминается, как взволнованно звучали его стихи в годы Великой Отечественной войны. Вызванное войной огромное напряжение сил помогло поэту открыть в себе новые возможности. Стих его становится еще напевней, музыкальней. В лучших его стихах военного времени многое - от песни, в частности - от народной песни. Любовь к земле, которая вскормила его, по которой пролегли незабываемые тропинки детства и пути-дороги его боевой комсомольской юности, - любовь к этой земле живет в каждой строчке поэта.
Поэзия Петруся Бровки близка нам своими высокими гражданскими чувствами, революционным пафосом, который соединяется с самым тонким неподдельным лиризмом. Художник, чье творчество может служить примером боевой, политически страстной поэзии, Петрусь Бровка написал много волнующих лирических стихотворений - раздумий о юности и старости, любви, смерти и вечном обновлении жизни. Мы видим, как в стихотворениях поэта последнего времени, в частности, в сборниках «А дни идут...», «Труби, мой бор!», его поэзия становится особенно человечной, задушевной, эмоционально богатой. Примером глубокого и вместе с тем поэтического осмысления темы смены поколений может служить стихотворение Бровки «Дубовый лист». Любовь к жизни, сознание до конца исполненного долга, глубокое ощущение своей связи с будущим - вот истоки той силы, которая сильнее страха уничтожения, которая делает «оптимистической» трагедию смерти.
Умение установить дружескую, «интимную» связь с читателем, особый доверительный тон обращения П. Бровки к своему современнику высоко оценил замечательный советский поэт, обычно сдержанный в своих оценках и признаниях, Михаил Светлов. В заметке «Письмо вместо рецензии» он писал П. Бровке: «Я тебя люблю за то, что ты умеешь беседовать. Будь ты в Полесье или в Америке, ты беседуешь со мной. Это драгоценный дар... Ценность поэта заключается в его особенности. Когда ты говоришь... я сразу вижу тебя. Тебя, умеющего писать только добрые книги, тебя, который может завоевать любую аудиторию».
Присоединяясь к этим словам, остается выразить уверенность, что самая широкая аудитория любителей поэзии с удовлетворением примет эту небольшую книжечку.

ИЗ ИЗДАНИЯ: Нет такого камина, чтоб горел вечно, - говорится в стихах народного поэта Дагестана, лауреата Ленинской премии Расула Гамзатова, - нет такого селения, чтоб горели в нем огни и днем и ночью, а в глазах поэта никогда не гаснут огни родного аула... Родина - это не только земля, на которой рос, не только порог дома, с которого ты шагнул в мир. Это и голос твоей натуры, которая сама - микромир, запечатлевший географию и историю, лицо эпохи и душу ее...
Эта маленькая книжечка - как единая песня о Родине, о человеке, несущем в себе Родину. Лирика Гамзатова 60-х годов, из которой в основном составлена книга, это раздумье об истинном патриотизме, народных корнях поэзии, основе основ, нашей жизни. Это путешествие к истокам народной нравственности, постоянная тревога моральной самопроверки, где высший суд - глас народный. Лучшие черты народа - достоинство, правдолюбие, несуетность - это та вершина, к которой никто не должен забывать дорогу.
Для Гамзатова народность поэзии - не миф, повернутый в прошлое и противопоставленный современности. Он знает: это категория не только традиции, но и новаторства - идеалы народа обращены в будущее; вот почему легко разоблачается любой маскарад с национальными костюмами и игрой в простецкость, если у писателя нет ничего созвучного народному представлению об идеале, о будущем.
Лаконизм горского афоризма оказался «удобным» для выношенной, зрелой, общезначимой мысли поэта. Здесь, в малой форме, Гамзатов достигает огромного художественного результата, так как сосредоточивает внимание на самом главном предмете искусства всех времен - на человеке, его душе, на капле, отражающей солнце...
Когда-то С. Маршак сказал, что шедевры в искусстве рождаются на, скрещении высокой духовной культуры и чистой, «наивной» непосредственности, цельности народного отношения к действительности. Для Гамзатова писать «для себя» и писать «для народа» - это одно и то же. Эстетическое чутье труженика не ставится поэтом под сомнение. Он с детства учился прекрасному у народа-языкотворца, слушая и мудрые притчи, и озорное острословье, и скорбные песни плакальщиц, и ласковую колыбельную...
В стиле поэзии Р. Гамзатова есть та счастливая «досказанность», которая позволяет форме быть ясной и в то же время емкой. Потому что зрелая лирика Гамзатова - плоть от плоти и кровь от крови своего народа.
Народный поэт... Это не просто звание.

Наш Гафур-ака: Широкие ворота, ведшие в тенистый двор, запомнились мне открытыми настежь, словно сердце хозяина этого дома. Запомнилось и выразительное лицо поэта, добрые морщинки вокруг простодушных и мудрых глаз, улыбчивый рот и всегда лукаво приподнятые брови - это лицо располагало к себе с первого взгляда. Несколько раз довелось мне побывать в этом доме, перелистывать хрупкие страницы старинных рукописных книг, а под вечер сидеть во дворе, в тени листвы, слушая вечную песню воды и неторопливый голос старого поэта. Гафур-ака любил и умел рассказывать. А рассказать он мог о многом...
«Одною дорогой с народом я шел и правду великую встретил!» - сказал о себе Гафур Гулям. Родившийся на заре нашего столетия, рано осиротевший, с детства хлебнувший горя и унижений, он с первых дней Советской власти сразу осознал свое место в борьбе за новую жизнь. Шестнадцатилетним юношей, окончив курсы, он стал народным учителем, несколько лет был на комсомольской работе, потом перешел работать в газету. Это были бурные годы: первые стройки, ломка старого быта, коллективизация, борьба с басмачеством... В разгар этих классовых боев молодой писатель был все время на передовой - почти ежедневно появлялись на страницах газет его острые фельетоны, статьи, очерки, сатирические новеллы. Но главным его оружием с самого начала стала поэзия.
Гафура Гуляма называют «узбекским Маяковским». Еще в начале 20-х годов зазвучал громкий, смелый, задорный голос комсомольского поэта. Этот голос сметал с дороги мусор старинных предрассудков, срывая с молодых узбечек черную паутину паранджи, призывал смелее шагать по новому пути, развевал флаги над новостройками. А звучные, призывные ритмы этих стихов, подобно острым лемехам, по-новому вспыхивали сухие, слежавшиеся пласты старой восточной поэтики. Гафур Гулям стал поистине «агитатором, горланом, главарем» новой узбекской поэзии. Да и строки самого Маяковского - его поэма «Во весь голос» - впервые прозвучали на узбекском языке в переводе Гафура Гуляма.
Творчество Гафура Гуляма - это поэтическая летопись Советского Узбекистана. В его стихах и поэмах «На путях Турксиба», «Юлдош», «Кукан-батрак», «Аму-Дарья», «Гранат», «Пирамиды», «Такдузи», «Ты не сирота» и других отразились все важнейшие события, все труды, тревоги и радости, все перемены, произошедшие в жизни узбекского народа за годы Советской власти. Гафур Гулям - автор нескольких десятков поэтических сборников, а также многих рассказов по истории узбекской литературы. Три года назад, в дни празднования 60-летия маститого писателя, ему было присвоено звание народного поэта Узбекистана.
До преклонных лет Гафур Гулям оставался поэтом-трибуном, любимцем молодежи, пламенным политическим лириком. Мне вспоминается одно из его последних выступлений. Вот он встает перед многолюдным залом. Энергией и задором разгорается его орлиное, сразу помолодевшее лицо. То радостно и зычно, словно окликая идущие поколения, то внезапно переходя на доверительный шепот, то упрямо отчеканивая каждую строку, читает он свои стихи. И зал, пестреющий тюбетейками и полосатыми атласными платьями девушек, отвечает ему по-южному темпераментно - возгласами одобрения, изумленным шепотом, взрывами оваций...
«Наш Гафур-ака» - так с ласковой гордостью называл и еще долго будет называть народ своего любимого поэта. Глубок и светел след, оставленный его жизнью и трудом. Велик его вклад в поэзию советского Узбекистана.

О себе: Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии, Рязанского уезда. Кузьминской волости, в селе Константинове.
С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: «Эх! Стерва! Ну куда ты годишься?..» «Стерва» у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавал по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо лазил по деревьям. Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче!» Бабушка любила меня из всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос, но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.
Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно-учительскую школу, окончив которую я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось.
Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16-17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».
Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй - Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась при всей нашей внутренней распре большая дружба.
В эти годы я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего 1,5 года, и снова уехал в деревню.
В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко.
Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.
В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом.
От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции.
С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы. Распевались разные духовные стихи. Дед напротив. Был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчанные свадьбы.
После, когда я ушел из деревни, мне долго пришлось разбираться в своем укладе.
В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном.
В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину.
Что касается остальных автобиографических сведений, - они в моих стихах.

ИЗ ИЗДАНИЯ: Михаил Луконин вошел в поэзию твердо и основательно, со стихами мужественными и нежными. Это были стихи о не защищенном от пуль солдатском сердце. Такое же незащищенное, легко ранимое было сердце у поэта. Вот почему он написал: «Стихотворению форма нужна такая, как на красноармейце».
Время и поколение определялись в луконинской поэзии как самое главное, как самое коренное. Трагизм многих стихов М. Луконина - мужественный по-солдатски, в нем нет ни грана фальши и рисовки, поэт писал по «мандату сердца» - только то, что велели ему его память, его жизнь, его вдохновение. А вдохновение музы М. Луконина умное и доброе. Вот почему из его стихов встает удивительно нежная и отзывчивая биография сердца.
Это стихи-обелиски, стихи-памятники, поставленные поэтом в другом, внимательном сердце, которое мы зовем читательским.
Темы луконинской поэзии разнообразны, но все же ярче всего и весомей обозначен в ней четырехугольник: война, любовь, мужество, земля.
Поэзия М. Луконина очень заметно влияет на молодую поэзию, и, пожалуй, вряд ли назовешь какое-либо значительное поэтическое явление среди новых поэтов, на которое не повлияло бы мощное «магнитное излучение» его поэзии.
В последних стихах М. Луконина еще сильнее зазвучали большая, добрая человечность, тончайший лиризм и поиски нежного, отзывчивого сердца человеческого...
Сердце поэта живет не защищенным от всего, что есть в жизни. Но зато стихи его защищают все самое высокое и чистое, что есть в человеке. Такой была русская классическая поэзия. Многое от нее есть и в поэзии Михаила Луконина.

ИЗ ИЗДАНИЯ: Самуил Яковлевич Маршак писал лирические и гражданские стихи, он целиком отдал два десятка срединных лет своей жизни детской литературе (1920-1940 гг.), работал над поэтическими переводами (больше всего в сороковых-пятидесятых годах), над пьесами, сатирическими стихами, очерками и статьями. Из-за некоторой «инерции славы» для большинства читателей он прежде всего - детский писатель, а затем - переводчик Шекспира, Бернса и других иностранных поэтов. Между тем свой литературный путь он начал и завершил лирическими стихами и прозой, достигнув в конце этого пути самой вершины своего мастерства. Его первая книга лирических стихов - «Избранная лирика» (1962 г.) была удостоена высшей награды - Ленинской премии. В последние годы им было написано много стихотворений, не вошедших в эту книгу и частично опубликованных после его смерти. Можно надеяться, что Лирика Маршака получит такое же широкое народное признание, каким пользуются его книги для детей и поэтические переводы. В книжке не представлены его лирические эпиграммы, которые почти одновременно выходят в издательстве «Советский писатель».

ИЗ ИЗДАНИЯ: Многие стихи Юрия Панкратова, должно быть, особенно близки молодым патриотам, покоряющим необжитые земли. Тем, кто продирается сквозь вековые чащи, распахивает целину, возводит новые города. Поэт хорошо знает чувства и мысли своих сверстников: он сам работал на отдаленных стройках Средней Азии.
Юрию Панкратову знаком вкус «яростного», самоотверженного труда, будь то работа строителя или поэтическое творчество. Поэт стремится передать этот высокий накал в резких, необычных красках... Гром гремит со свинцового неба, как бы издеваясь над тружениками: «Перекур, перерыв!»
Но отчаянно уставший, «измочаленный» бригадир призывает людей: «Объявляю, объявляю аврал!» И воля человека торжествует над стихией.
Вот характерные для Панкратова строки: Когда по небу ходят молнии, Родится женщины красивые, И возникают песни вольные, И умирают люди сильные.
Стихи звучат очень молодо - свежо и звонко. Есть в них ощущение буйной веселой силы и обжигающей красоты бытия. Они, безусловно, оптимистичны, хотя и чуть-чуть с грустинкой. Да, сильные люди даже умирать умеют красиво - героически. В этом четверостишии, по сути, целая творческая программа...
Биография Юрия Панкратова не очень обширна. Родился в 1935 году, окончил в городе Алма-Ате строительный техникум. Работал прорабом, затем переехал в Москву и учился в Литературном институте имени М. Горького. Первая книжка стихов - «Месяц» - вышла в 1962 году в нашем издательстве. За этими анкетными данными сложная творческая судьба. Вначале поиски Панкратова были во многом формальными. «Это не ива, это не верба. Это наивно, это неверно». Но путь поэта от пустой словесной игры неуклонно шел к реалистическому мастерству, к возвышенно-строгому стихотворению «Ленин», которое, думается, одно из лучших в его творчестве.
Поэт тщательно работает над словом, чутко прислушивается к его звучанию. «А под синей радугой в лепете метели над веселой Ладогой лебеди летели...» Нежную мелодию этого стихотворения невозможно оторвать от прозрачного осеннего пейзажа, от тонкой красоты, разлитой в природе. Тут звукопись органично сливается с мыслью. Перед нами не холодная, формалистская безделушка, не какое-нибудь упражнение на букву «л»! а задушевная лирика.
Кстати, лебедь гордая и нежная птица русских сказок - один из любимых образов Панкратова. Если поэт хочет дать высшую оценку душевной чистоте героя, тот сравнивается с «лебедем, кричащим во ржи». Тысячу раз воспетые в русской поэзии родные березы выглядят необычно - это подстреленные, а затем чудесно ожившие лебеди. Что ж, могучий родник народного творчества поил своей живительной силой не одного поэта. Окрепнет от нее и талант Юрия Панкратова.

Земная радость: Кто ценит самоцветное русское слово, кто чувствует себя полным хозяином в родных полях и лугах, тот не может не любить стихов Прокофьева. Его поэзия - это бьющая через край любовь к жизни, земной радости.
Но в той радости, которая переполняет стихи поэта, нет ничего общего с бездумным приятием даров бытия.
Ощущение полноты жизни дает Прокофьеву чувство победителя, прошедшего сквозь суровые испытания века и утвердившего в них свое человеческое достоинство, достоинство хозяина, творца и защитника жизни, а следовательно, и свое право на счастье. Поэтому поэзия Прокофьева не только радостная, но и мужественная. Отвергая половинчатость чувства, лирический герой поэта не знает компромиссов ни в любви, ни в ненависти. Высшая радость для него - гордое сознание исполненного долга.
Ладожский рыбак, человек суровой трудовой закалки, он был действительно «мобилизован и призван» революцией и пришел в поэзию с гражданской войны.
Справедливость знаменитого изречения Фауста: Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой, - он понял не умозрительно, не по-книжному, а на собственном опыте.
Не поэтому ли первые же опубликованные им стихи, его «Песни о Ладоге», сразу же были замечены и критикой и читателями. Эти песни о «малой родине», об отчих местах поэта были как бы вступлением, запевом к песне о большой Родине, о России, которую Прокофьев поет всю жизнь.
В одном из послевоенных своих стихотворений («Наследство») Прокофьев писал: Не отец, не мать в далеком детстве, А мои друзья в родном краю, Всю Россию дали мне в наследство, Всю мою любовь, судьбу мою.
Именно в этом чувстве общности, неделимости великого наследства истоки душевной щедрости поэта. Именно поэтому для новых поколений читателей поэзия Александра Прокофьева так же свежа, как и для его сверстников, ветеранов гражданской и Отечественной войн.

ИЗ ИЗДАНИЯ: Стихотворения Михаила Светлова не нуждаются в громогласной похвале и шумной рекламе. Они сами вошли в память нескольких советских поколений и живут там, не старея и не стираясь.
Кто из людей, хоть сколько-нибудь причастных к поэзии, хоть немного интересующихся ею, не знает «Гренады», «Пирушки», «Итальянца»? Кто из нас не пел светловскую «Каховку» с ее знаменитой политической и поэтической формулой: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути»?
Сам Маяковский читал «Гренаду» наизусть на своих вечерах и относился к Светлову с большой нежностью.
Понимая все это, хочется, однако, чтобы нынешняя молодежь знала и любила этого большого советского поэта шире и глубже, чтобы новые молодые таланты не заслонили от нее прекрасные светловские страницы, давно уже ставшие классикой нашей современной литературы.
Причем не той классикой, какая вызывает уважение, но не возбуждает интереса, не вызывает волнения нового молодого читателя, а классикой живой, действующей, нестареющей.
Михаил Светлов был одним из первых комсомольцев России. Боевым комсомольским духом пронизана вся его литературная работа. Главенствующая тема его поэзии - комсомольская. Он писал главным образом о молодежи и для молодежи. Не зря в одном из его последних стихотворений он сказал: «Молодежь! Ты мое начальство - уважаю тебя и боюсь». Это, понятно, сказано с некоторой иронией и улыбкой, как любил говорить Светлов, но тут звучит сокровенная серьезная правда.
Не только в своем творчестве, но и в быту Михаил Аркадьевич тянулся к молодежи. Он очень любил выступать в молодежных аудиториях, разговаривать с юношами и девушками. Он талантливо и внимательно руководил поэтическими семинарами Литературного института. Не случайно на вопрос анкеты по поводу общественной деятельности он ответил: «Работа с молодежью».
Кроме сотен стихотворений и небольших поэм, Светлов написал несколько пьес, массу статей и рецензий. Сейчас издательство «Художественная литература» подготавливает светловский двухтомник.
Мы надеемся, что книжечка нашей библиотечки заставит тех, кто мало знаком с творчеством великолепного русского поэта, безвременно умершего осенью прошлого года, взять с библиотечных полок его книги и прочитать их от корки до корки - они этого стоят.

Стихи Ярослава Смелякова: По признанию самого Ярослава Смелякова, он встретил свою музу в заводской стороне, шедшую «с лопатой, взятой на плечо, и «Политграмотой» под мышкой».
И точно, первая же его книга, вышедшая три десятилетия тому назад, была проникнута поэзией рабочего бытия, и в ней властно, уверенно звучал голос молодого хозяина мира, близко принимающего к сердцу не только дела своего цеха, но и самые сложные, ответственные вопросы века.
За годы, прошедшие с той поры, новобранец армии стиха стал закаленным, искусным бойцом; талант соединился с мастерством, отвага - с опытом. Но и поныне в его стихах отчетливо слышен «гул коллективный труда», навсегда полюбил он «всей сущностью самой своей» воздух металла и строительства.
Нет, Смеляков не ограничил себя связью с группою фактов, хотя бы и самых значительных! Подлинный, большой поэт не знает хронологических и пространственных пределов; все, чем живет трудовое человечество, касается его личности, находит отзвук в его мужественном и нежном слове.
Стих Смелякова не только запросто вмещает самые несхожие факты и мотивы, но и обладает бесценной многогранностью душевных поэтических красок. Самым чудесным образом сочетаются в нем достоверность, можно даже сказать, деловитость характеристик и оценок с головокружительной и вместе с тем оправданной смелостью сопоставлений, параллелей, связей. Всем своим существом приверженный к реальным событиям и судьбам, он обнаруживает их возвышенную суть, распознает легендарность, таящуюся в скромном обличье повседневного. Вот почему в его стихах так часто гостит сказка, возникающая в самых обиходных местах на улице, у проходных ворот, на шоссейных дорогах. Смелый полет воображения, освещающий разные ряды, разные стороны действительности, обнажает самые, глубинные ее устремления, и этот полет мысли, чувства, фантазии освещен преданностью великим идеям коммунистической эпохи.
Поэзия Ярослава Смелякова воюет со всем, что чуждо нашим идеалам и принципам, утверждая красоту и добро, прочно вошедшие в человеческие отношения и характеры.

ИЗ ИЗДАНИЯ: «И мы в поэзию входили, как мы входили в города», - сказал о своем поколении Василий Субботин. Действительно, каждая строка этого мужественного и скромного поэта оплачена кровью - и в прямом и в переносном смысле слова. Когда-то он штурмовал рейхстаг, теперь сражается на переднем крае поэтического фронта. Именно сражается, потому что не ищет легких дорог, дешевого эстрадного успеха, не подменяет глубину мнимой остротой. Стихи Субботина рассчитаны не на «бурные аплодисменты», а на глубокое раздумье. Ведь если верно, что художественное произведение - это айсберг, три четверти которого под водой и только одна - над, то верно и то, что для эстрадного успеха нужны обратные пропорции: на слух легче воспринимается то, что лежит на поверхности... Ну что ж, «есть кони для войны и для парада...».
Василий Субботин идет своей прямой поэтической дорогой, не шарахаясь ни вправо, ни влево, дорогой, не освещенной фейерверками сенсационности, не всегда - увы! - поддерживаемый артиллерией критики...
Как и всякий истинный поэт, поэт милостью божьей, Субботин не гонится за тем, чтобы лишний раз мелькнуть в печати, - он берется за перо только тогда, когда не может не писать. Стихи его предельно лаконичны, каждая строка обеспечена золотым запасом чувства и мысли.
Поэзия Василия Субботина пробуждает в душах чувства добрые: любовь к людям, к природе, верность, чистоту. Да, его стихи - добрые стихи. Но есть в них и горечь. Это горечь военных пожаров, скорбных пепелищ, вечных разлук... Голос Субботина - голос фронтового поколения: Двадцатилетние парня, мы появились в траншее. На потрясенных равнинах участь решили земли. Шли мы по Унтер ден Линден, шли мы по Зигес Аллее - Всеми дорогами мира, всеми проселками шли.
Решив участь земли, юные ветераны вернулись домой с обожженными войной сердцами, но эта «обожженность» помогала им еще острее почувствовать счастье мирной жизни: Через лесные прохожу овраги - Мне этот запах пробужденья мил... Сдвигаю камни, трогаю коряги - Забытый восстанавливаю мир.
И в своих стихах Субботин восстанавливает этот забытый на время войны мир - чудесный мир с его острыми лесными запахами, яркими красками, с проливными дождями лета, с проливными слезами любимых.
Посети этот мир, молодой читатель, эту солнечную землю, во имя которой погибали однополчане Василия Субботина.

Солдатских дум избранница: В одном из своих военных очерков, написанных в разгар победного наступления в декабре 1942 года, Алексей Сурков писал о том, как шедшие на запад бойцы «жмурясь, оборачивались на вспышки фар, на лицах у них было выражение решимости и силы».
И, вспоминая о предшествующих трудных месяцах, о вынужденном отходе по этим же степям под натиском врага, поэт добавляет:
«Может быть, многие из них шли здесь тогда в летней пыли».
Он прекрасно понимал, какое ликующее чувство сопричастности к победе испытывают эти люди: ведь они были не только героями его стихов, но и товарищами военных дорог.
Алексей Сурков сам, как старый солдат в одном из его тогдашних очерков, «меду походного полной мерой хлебнул» - за гражданскую войну, и за зимнюю кампанию в Финляндии в 1939-1940 годах, и, наконец, в Великую Отечественную.
Он запечатлел в своих стихах, в своей лирике многообразные чувства, которые испытывали его соотечественники и он сам - «фронтовой бродяга-газетчик... в любом блиндаже родня».
В дни горьких испытаний он мечтал, «чтоб от песни слезы застывали каплями смертельного свинца». Но в те же дни, как вспоминал он сам, «из-под пера вдруг начинают ложиться на бумагу никак не подходящие к темам ближайших газетных номеров строки», но на самом деле такие же нужные, как глоток воды для бойца, как письмо из дому. Так рождались его песни, вроде знаменитой «Землянки», облетавшие от моря и до моря весь огромный фронт, и в этих очень личных и в то же время предельно обобщенных словах каждый слышал что-то свое, как разное видят солдаты, задумчиво глядя, как «бьется в тесной печурке огонь».
Так оказалось, что «голос войны, как бы громок он ни был, бессилен перед слабым человеческим голосом поэта, если этот голос окрылен любовью к жизни».
Стих Суркова энергичен, стиль скуповат и жесток. Он не гонится ни за редкой рифмой, ни за щегольским эпитетом. Это скорее словесная графика, где экспрессия нагнетается не красками, а резкостью и четкостью линий («Огонь бежит по черным ребрам крыш»). Но тем красочнее выделяются на этом фоне внезапные, колючие искры юмора и глубоко эмоциональные живописные мазки. Так, говоря о своем деревенском детстве, Сурков обронил неожиданные строки:
...матери тихой несмелая ласка - Как солнечный зайчик на черной стене.
И как много вдруг проглянуло за ними!
Настоящая поэзия не стареет. Я перечитываю стихи Суркова, собранные в этой книге, и думаю, что к его музе, как ни необычно сие старинное слово применительно к этому поэту, можно отнести его давние слова о песне:
Солдатских дум избранница, Она и здесь жива, И здесь к ней сердце тянется, Как к солнышку трава.

Лев Озеров: ...Поэзия Тычины - это боевой запев новой украинской поэзии, соединившей задушевную мелодичность с громоносными голосами революционной поры.
Поэзия Тычины воспевает «сталь и нежность» (так, кстати, называется одна из его книг). Она непримирима и добра. Любуется цветом яблони и гранью штыка над плечом пограничника. Один конец поэтической радуги Тычины - в плавнях Днепра, другой - на вышке телевизионной башни. Он широк, поэтический мир Тычины. И на нем резко и броско - дата времени. Душа, стих, слово поэта чутко улавливают новое. Новое! «Мемуарный возраст» никак для Тычины не наступает, несмотря на семьдесят шесть паспортных лет...
Певец интернационального братства, «чувства семьи единой», Павло Тычина создал образы, имеющие глубокие корни в исторической почве Украины. Речь поэта, его интонация, синтаксис, ритмика самобытны и неповторимо индивидуальны. О любом его стихотворении, если даже вы не разглядели имени автора, можно безошибочно сказать: это Тычина. Тем сложней задача переводчика, пожелавшего и осмелившегося воспроизвести в стихии русской речи образы украинского мастера. С юношеских лет я с любовью и пристальным вниманием стремился в меру сил помогать в решении этой задачи.

ИЗ ИЗДАНИЯ: Первая книжка стихотворений Николая Ушакова «Весна Республики» вышла в 1927 году в издательстве «Молодая гвардия». Кратенькое предисловие к ней написал Николай Асеев, крупный мастер, друг Маяковского. Асеев говорил: «Я люблю стихи Ник. Ушакова, потому что они - движение живой и поющей, победоносной и торжествующей человеческой мысли. Я вдвойне люблю их еще и потому, что этот настоящий поэт ведет и продолжает дело живой, революционной поэзии».
Эти слова точно выражали не только мнение одного Асеева, а и отношение к сильному таланту Ушакова поэтов, критиков, читателей.
Очевидно, автор не включил в книгу ученических стихотворений, почти неизбежных для каждого поэта. Поэтому его первая книга сразу же сделала известным это имя - Николай Ушаков. Замечательно, что, перечитывая первый сборник Ушакова сейчас, много лет спустя, не находишь там ни одного слабого стихотворения, ни одной неверной строки.
Поэт пишет крайне сжато и выразительно. Стихотворения его полны чувств и мыслей. Все его книги читаешь не отрываясь, испытывая благодарность и уважение.
Может быть, это выражение и покажется тривиальным, но нельзя не сказать, что, перешагнув шестой десяток, Николай Николаевич сохранил подлинное юношеское, живое, оптимистическое восприятие нашей действительности.
Мы уверены, что этот сборничек, в который вошли стихотворения разных лет, обогатит молодого читателя и послужит хорошим примером взыскательного труда начинающим поэтам.

Об авторе: Каждая новая встреча с поэтом, песни и стихи которого запали в твое сердце с юношеских лет, всегда радостна и желанна. Вдвойне испытываешь гордость и радость, когда зримо чувствуешь, что и сегодня поэт, с песнями которого шли советские люди на труд, на подвиг и на смерть в героические тридцатые годы и в огненные дни Великой Отечественной войны, в одном строю с советскими людьми.
Народность, прекрасное чувство Родины, ощущение современности, романтической окрыленности, правда без прикрас, зрелость мысли, простая, но четкая форма, емкие афористические образы - таковы характерные черты и, бесспорно, идейно-художественные образы и достоинства таких стихотворений и песен Якова Шведова, как «Орленок», «Смуглянка», «Разговор с дочерью Наташей», «Быль о первом красном галстуке», «Слово о сержанте и песне», «Рос на опушке рощи клен», «Березка», «Иван-да-марья», и других работ автора, вошедших в этот сборник.
Именно они и определяют идейно-художественное своеобразие и по-настоящему новаторский характер боевой и партийной, нужной и современной книги стихов Якова Шведова, пришедшего в поэзию в середине двадцатых годов с московского завода «Серп и молот», где в механическом цехе прошла его комсомольская юность, тесно связанная с беспокойными днями и ночами Частей Особого Назначения (ЧОН) Рогожско-Симоновского района столицы. На заводе «Серп и молот» молодежь и доныне помнит своего поэта, создавшего в 1922 году самую первую школу фабрично-заводского ученичества (фабзавуч), где он был комсомольским старостой и выпускал веселую стенную газету «Паяльник», спаявшую дружбу, товарищество молодых рабочих тех лет.
В годы Великой Отечественной войны Яков Шведов с первого и до последнего дня находился в действующей Советской Армии. А его песня «Орленок» помогала боевым командирам на всех фронтах воспитывать молодых защитников Родины. В то время рабочие Первой Образцовой типографии выпустили песню «Орленок» в виде книжки-листовки. Под каждой строфой песни была цветная иллюстрация, где герой «Орленок» бился насмерть с фашистами. Весь тираж издания вместе с продовольствием и боеприпасами был отослан в партизанские края. А после войны челябинские комсомольцы воздвигли в своем Комсомольском сквере памятник герою песни. «Орленок», возвеличив этим самым подвиги всех комсомольцев времен гражданской войны. Это, пожалуй, первый памятник литературному герою в нашей стране.
Хочется еще раз утвердить лиричность и мужественность стихотворений и песен этой книги. Поэт, которому уже за шестьдесят, завидно молод, он живет не прошлыми своими заслугами, а настоящим и будущим, и по-прежнему живут в его стихах «доброта России и первоцвет ее красы», верность комсомольским традициям и любовь к поэзии!

ИЗ ИЗДАНИЯ: Первые свои стихи Олег Шестинский написал в годы войны, школьником. Одна тема волновала его тогда - детство, защищенное от фашистов отцами и старшими братьями. Образы солдат Великой Отечественной на долгое время вошли в его строки. В стихотворении «Ветеран» Шестинский писал: «А как-то вечером погожим он так со мною говорил, как будто я сражался тоже и только что не с ним служил...» Слово благодарности воинам звучало естественно, с полным пониманием меры их подвига, потому что говорилось оно от имени тех, на чьи, тогда еще детские плечи, тоже лег груз войны: «Мы были юны, страшно юны, среди разрывов и траншей, как мальчики времен Коммуны, как ребятня Октябрьских дней».
Но вот, навсегда запав в сердце, детство осталось позади. Наступила юность. Серьезная учеба. Первая работа. В стихи Шестинского пришли мысли о судьбе своего, послевоенного, поколения.
Поэт много ездит. Он встречает друзей-ровесников в полюбившихся ему городах и селах Болгарии (по образованию Шестинский - филолог-славист, некоторое время он учился в Софийском университете). Он заново открывает Родину: «Не только за ромашки на лугу, за голубые крапинки во ржи она мне дорога. Но за горенье, за мужественность, за пытливость мысли...» Определяются его основные взгляды на работу поэта: верность гражданской теме и реалистической поэтике.
Лирика Шестинского часто отражает сложные, противоречивые явления жизни. В этом внимании к драмам человеческого сердца - свидетельство крепнущей зрелости поэта.
Новой для Шестинского последних лет явилась и тема деревни. Его деревня - это прежде всего люди-труженики, такие, например, как вдова Александра Васильевна, работавшая день и ночь, но вырастившая детей, («Как работала - знает лишь солнышко, а ночами - морозный туман, чтоб не хуже других дочка Сонюшка, чтоб обут и одет сын Иван».)
При всех поисках, которые постоянно ведет поэт, он остается верен своим основным темам. В его новых работах мы снова и снова сталкиваемся с темой блокады Ленинграда (достаточно назвать полную героики и трагизма поэму «Лестница»). Как всегда тонко пишет он о природе. У него по-прежнему много стихов, прославляющих любовь, дружбу.
Поэт ценен тем, что он непохож на соседей, - эта истина бесспорна. В стихах Шестинскюго видна его яркая индивидуальность. Собранные вместе, его стихи разных лет свидетельствуют еще об одном необходимом качестве всякого таланта: о том, что талант - в движении.

ИЗ ИЗДАНИЯ: При имени Степана Щипачева сразу же перед глазами возникает образ стройного седовласого внимательного человека. Он говорит мало, негромко, редко улыбается. Но зато если скажет - всерьез, повысит голос - справедливо, улыбнется - от души. Он добр той добротой, «от которой пятится ложь, негодяя бросая в дрожь». Не терпит многословия. Все написанное им, вернее то, что он хочет видеть в читательском обращении, умещается в двух небольших томах. Что же - мало написал? Нет, жесток отбор.
Крестьянский сын, батрак, председатель солдатского комитета, он имел все права воскликнуть: «Революция... а тебе восемнадцать лет! Как здорово это, как это прекрасно!» Человека с лицом, характером, биографией Щипачева мог бы среди своих двенадцати красногвардейцев встретить Блок. Державный шаг двенадцати - это государственная уверенность Щипачева в настоящем и будущем. Скромный и застенчивый в быту, он по жизни, идет всегда смело и открыто. Мечтательность не мешает ему быть бойцом.
Сейчас это кажется таким простым: стихи о природе и любви. Но в середине тридцатых годов, когда в газетах и журналах преобладала риторика, когда нередко воспевался бетон, а не человек, Щипачев выступил с небольшой книжкой «Лирика». Она рассказала о глубокой жизни сердца. После длительного поиска собственного пути, после шести книг Щипачев, наконец, находит себя. Он берет в собеседники природу и возлюбленную. И говорит с ними о самом близком и дорогом. Любовь! О ней писали в лоб, декламационно, напрягая голосовые связки. Щипачев написал о березке, которую ломает ливень, гнет буран, но она не сдается - «видать, характером прямая, кому-то третьему верна». Эта лирика запросто открывает сердца читателей и заставляет по-новому задуматься над вечными темами. Щипачев отстаивает поэзию раздумий и душевной сосредоточенности. Он борется за цельного, во всех отношениях цельного человека, выверяет чистоту его общественных помыслов частотой жизни сердца, личной, или, как прежде говорили, частной жизнью. Щипачеву принадлежат слова: «...кто сказал, что наша любовь должна быть мельче наших дел?»
Он видится мне на фоне берез. Их образы и в стихах нередки - «бело от молний, от берез бело», и в прозе - автобиографическая повесть «Березовый сок». И всегда от стихов Щипачева ощущение нежной вязи березовых веток в бездонной голубизне. Я вижу поэта - уральца по месту рождения - на фоне березовых рощ и Подмосковья и Приволжья...
Мы читаем: две-три строфы, афористичность, ясность. Но так ли уж прост Щипачев? Нет, только с первого взгляда. В эту простоту надо углубиться. У текста есть подтекст, как у реки глубокие течения. При первом знакомстве в юности Щипачев выглядит не так, как при повторном чтении в зрелые годы. Не только поэт растет, растут вместе с нами и его давно знакомые строки...
Это лирика с мягким знаком. Она смягчает кору человеческой черствости. Щипачев не делает театральных жестов и не взбирается на трибуну. Он садится рядом, внимательно смотрит в глаза и говорит тихим голосом. Тихим - потому что «кричать не надо, если даже ты с целым миром говоришь». И о чем бы ни шла речь - о снежинке или звезде, о яблоке или земном шаре, - тихий голос Щипачева убеждает, ему веришь.